Неточные совпадения
— Не правда ли, очень мила? — сказала графиня про Каренину. — Ее муж со мною посадил, и я очень рада была. Всю
дорогу мы с ней проговорили. Ну, а ты, говорят… vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux. [у тебя всё еще
тянется идеальная любовь. Тем лучше, мой милый, тем лучше.]
Длинные фуры и еще более длинные цуги быков, запряженных попарно, от шести до двенадцати в каждую фуру,
тянулись непрерывною процессией по
дороге.
По гласису
тянутся две аллеи больших широколиственных деревьев; между аллеями, по широкой
дороге, движется бесконечная нить двуместных и четвероместных колясок, с синьорами и синьоринами, с джентльменами, джентльменками, и огибает огромное пространство от предместий, мимо крепости, до самого взморья.
Остальная половина
дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили на три от берега, и путь, веселый, оживленный,
тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с
дороги.
Мы прошли ворота: перед нами
тянулась бесконечная широкая улица, или та же
дорога, только не мощенная крупными кораллами, а убитая мелкими каменьями, как шоссе, с сплошными, по обеим сторонам, садами или парками, с великолепной растительностью.
Мы вышли на довольно широкую
дорогу и очутились в непроходимом тропическом лесу с блестящею декорациею кокосовых пальм, которые то
тянулись длинным строем, то, сбившись в кучу, вместе с кустами представляли непроницаемую зеленую чащу.
Часов в пять пустились дальше.
Дорога некоторое время шла все по той же болотистой долине. Мы хотя и оставили назади, но не потеряли из виду Столовую и Чертову горы. Вправо
тянулись пики, идущие от Констанской горы.
Узкие тропинки
тянулись по полям, пропадали в лощинках, вились по пригоркам, и на одной из них, которой в пятистах шагах впереди от нас приходилось пересекать нашу
дорогу, различил я какой-то поезд.
В это мгновенье долетели до нас отрывочные, однообразные звуки. Сотни голосов разом и с мерными расстановками повторяли молитвенный напев: толпа богомольцев
тянулась внизу по
дороге с крестами и хоругвями…
Перед домом, за небольшим полем, начинался темный строевой лес, через него шел просек в Звенигород; по другую сторону
тянулась селом и пропадала во ржи пыльная, тонкая тесемка проселочной
дороги, выходившей через майковскую фабрику — на Можайку.
Она стоит, в ожидании экипажа, в комнате, смежной с спальней, и смотрит в окно на раскинутые перед церковью белые шатры с разным крестьянским лакомством и на вереницу разряженных богомольцев, которая
тянется мимо дома по
дороге в церковь.
Мостовник, только изредка пересекаемый небольшими полосами грунтовой
дороги,
тянулся более шести верст.
— И на третий закон можно объясненьице написать или и так устроить, что прошенье с третьим-то законом с надписью возвратят. Был бы царь в голове, да перо, да чернила, а прочее само собой придет. Главное дело, торопиться не надо, а вести дело потихоньку, чтобы только сроки не пропускать. Увидит противник, что дело
тянется без конца, а со временем, пожалуй, и самому
дороже будет стоить — ну, и спутается. Тогда из него хоть веревки вей. Либо срок пропустит, либо на сделку пойдет.
Меж чернеющих под паром
Плугом поднятых полей
Лентой
тянется дорогаИзумруда зеленей…
Все на ней теперь иное,
Только строй двойной берез,
Что слыхали столько воплей,
Что видали столько слез,
Тот же самый… //…Но как чудно
В пышном убранстве весны...
Мы миновали православное кладбище, поднявшись на то самое возвышение
дороги, которое когда-то казалось мне чуть не краем света, и откуда мы с братом ожидали «рогатого попа». Потом и улица, и дом Коляновских исчезли за косогором… По сторонам
тянулись заборы, пустыри, лачуги, землянки, перед нами лежала белая лента шоссе, с звенящей телеграфной проволокой, а впереди, в дымке пыли и тумана, синела роща, та самая, где я когда-то в первый раз слушал шум соснового бора…
И, однако, под гул телеграфной проволоки оттуда, сзади, где осталось это постылое прошлое, что-то как будто
тянется ко мне по этой
дороге, какая-то смутная быль дразнит, ласкает и манит своими воспоминаниями…
Виноваты в этом главным образом естественные условия Александровской долины: двигаться назад к морю нельзя, не годится здесь почва, с боков пост ограничен горами, а вперед он может расти теперь только в одном направлении, вверх по течению Дуйки, по так называемой Корсаковской
дороге: здесь усадьбы
тянутся в один ряд и тесно жмутся друг к другу.
Дорога здесь была бойкая, по ней в город и из города шли и ехали «без утыху», а теперь в особенности, потому что зимний путь был на исходе, и в город без конца
тянулись транспорты с дровами, сеном и разным деревенским продуктом.
На правом берегу Балчуговки
тянулся каменистый увал, известный под именем Ульянова кряжа. Через него змейкой вилась
дорога в Балчуговскую дачу. Сейчас за Ульяновым кряжем шли тоже старательские работы. По этой
дороге и ехал верхом объездной с кружкой, в которую ссыпали старательское золото. Зыков расстегнул свой полушубок, чтобы перепоясаться, и Кишкин заметил, что у него за ситцевой рубахой что-то отдувается.
Что она могла поделать одна в лесу с сильным мужиком? Лошадь бывала по этой тропе и шла вперед, как по наезженной
дороге. Был всего один след, да и тот замело вчерашним снегом. Смиренный инок Кирилл улыбался себе в бороду и все поглядывал сбоку на притихшую Аграфену: ишь какая быстрая девка выискалась… Лес скоро совсем поредел, и начался голый березняк: это и был заросший старый курень Бастрык. Он
тянулся широким увалом верст на восемь. На нем работал еще отец Петра Елисеича, жигаль Елеска.
Дорога вилась пыльной лентой по холмистой местности, огибая гряду лесистых горок, которые
тянулись к востоку, где неправильной глыбой синел Рассыпной Камень.
— Да вот черти с хлебом в Богородско
тянутся — всю
дорогу с первопута исковеркали! — отвечает ямщик и, злобно грозя кнутом тянущемуся мимо нас обозу, прибавляет: — Счастлив ваш бог, шельмы вы экие, что барин остановиться велел: насыпал бы я вам в шею горячих!
Необозримые леса, по местам истребленные жестокими пожарами и пересекаемые быстрыми и многоводными лесными речками,
тянутся по обеим сторонам
дороги, скрывая в своих неприступных недрах тысячи зверей и птиц, оглашающих воздух самыми разнообразными голосами;
дорога, бегущая узеньким и прихотливым извивом среди обгорелых пней и старых деревьев, наклоняющих свои косматые ветви так низко, что они беспрестанно цепляются за экипаж, напоминает те старинные просеки, которые устроены как бы исключительно для насущных нужд лесников, а не для езды; пар, встающий от тучной, нетронутой земли, сообщает мягкую, нежную влажность воздуху, насыщенному смолистым запахом сосен и елей и милыми, свежими благоуханиями многоразличных лесных злаков…
Дорогу почти сплошь стали пересекать корни дерев, и на несколько сажен
тянуться покрытые плесенью лужи.
На другой стороне
дороги лениво
тянулось стадо коров.
Затем верст семь подряд
тянулось обнаженное пространство, покрытое мхом и усеянное пнями, из которых ближайшие к
дороге уже почернели и начали загнивать.
Поле,
дорога, звон проволоки, зной и обрывки ленивых мыслей
тянутся, как облака, друг за другом… Путаются, сливаются. Опять прошлое, потом туман, из которого выплывает кусок тракта, обсаженного березками. Полотно заросло травой, пыльная узкая лента как-то осторожно жмется то к одной стороне, то к другой, — видно, что весной здесь езда самая горькая… И в уме Семена Афанасьевича возникает вдруг четверостишие старого «земского поэта...
Ранним утром к городской пристани
тянулся обоз со спиртом. Проходя
дорогой мимо кладбища, мужики заметили в канаве какую-то необыкновенную группу и остановились, но, разглядев в ней синее лицо человека, над которым сзади возвышалась рогатая морда черта, бросились прочь. Застывший Ахилла, собрав все силы и позвав мужиков, велел им смотреть за чертом, а сам вытащил из канавы руку и перекрестился.
«А, какая там жизнь!» или: «Живем, как горох при
дороге!» А иные посмелее принимались рассказывать иной раз такое, что не всякий соглашался слушать. К тому же у них
тянулась долгая тяжба с соседним помещиком из-за чинша [Чинш (польск.) — плата, вносимая владельцу земли за ее бессрочную наследственную аренду.], которую лозищане сначала проиграли, а потом вышло как-то так, что наследник помещика уступил… Говорили, что после этого Лозинские стали «еще гордее», хотя не стали довольнее.
По пыльной
дороге, ведущей к садам,
тянулись скрипучие арбы, ве́рхом наложенные черным виноградом.
За тополем ярко-желтым ковром, от верхушки холма до самой
дороги,
тянутся полосы пшеницы.
Теснясь и выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в возвышенность, которая
тянется вправо от
дороги до самого горизонта и исчезает в лиловой дали; едешь-едешь и никак не разберешь, где она начинается и где кончается…
Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять загремел гром; едва он умолк, как молния блеснула так широко, что Егорушка сквозь щели рогожи увидел вдруг всю большую
дорогу до самой дали, всех подводчиков и даже Кирюхину жилетку. Черные лохмотья слева уже поднимались кверху, и одно из них, грубое, неуклюжее, похожее на лапу с пальцами,
тянулось к луне. Егорушка решил закрыть крепко глаза, не обращать внимания и ждать, когда все кончится.
Что-то необыкновенно широкое, размашистое и богатырское
тянулось по степи вместо
дороги; то была серая полоса, хорошо выезженная и покрытая пылью, как все
дороги, но шириною в несколько десятков сажен.
Егорушка проснулся и открыл глаза. Бричка стояла. Направо по
дороге далеко вперед
тянулся обоз, около которого сновали какие-то люди. Все возы, потому что на них лежали большие тюки с шерстью, казались очень высокими и пухлыми, а лошади — маленькими и коротконогими.
Но скоро увидал впереди просвет, осторожно прислушался, бесшумно сделал ещё несколько шагов, выглянул, — перед ним
тянулось полотно железной
дороги, за насыпью снова стояли деревья, но они были редкие, мелкие, и сквозь их сети просвечивала серая крыша какого-то здания.
— Ну, видно, мы сегодня поработаем! — заметил Зарядьев. — Посмотрите-ка вперед, какие
тянутся густые колонны по большой
дороге.
Они не обогнали никого, но почти на каждой версте встречались с ними проезжие; не слышно было веселых песен извозчиков; молча, как в похоронном ходу,
тянулись по большой Московской
дороге целые обозы экипажей.
Солнце всходило, но еще не вышло из-за туч, виднелось полотно
дороги, на котором черная земля проглядывала сквозь талый снег, и две пары рельсов
тянулись вдоль светлыми полосками…
Маленькие вагоны, точно игрушки,
тянулись по профилю
дороги.
Дом Бориса Петровича стоял на берегу Суры, на высокой горе, кончающейся к реке обрывом глинистого цвета; кругом двора и вдоль по берегу построены избы, дымные, черные, наклоненные, вытягивающиеся в две линии по краям
дороги, как нищие, кланяющиеся прохожим; по ту сторону реки видны в отдалении березовые рощи и еще далее лесистые холмы с чернеющимися елями, налево низкий берег, усыпанный кустарником,
тянется гладкою покатостью — и далеко, далеко синеют холмы как волны.
Зеленые валы без конца
тянулись к северу, сталкивались, загораживали
дорогу друг другу, и в сероватой дымке горизонта трудно было различить, где кончались горы и начиналось небо.
Мы не остались на отбитой позиции, хотя турки были сбиты повсюду. Когда наш генерал увидел, что из деревни выходят на шоссе батальон за батальоном, двигаются массы кавалерии и
тянутся длинные вереницы пушек, он ужаснулся. Очевидно, турки не знали наших сил, скрытых кустами; если бы им было известно, что всего только четырнадцать рот выбили их из глубоких
дорог, рытвин и плетней, окружавших деревню, они вернулись бы и раздавили нас. Их было втрое больше.
Видал, как на палке
тянутся, так и мы с немцем: он думает, что «дойму я тебя, будешь мне кланяться», а я говорю: «Врешь, Мухоедов не будет колбасе кланяться…» Раз я стою у заводской конторы, Слава-богу идет мимо, по
дороге, я и кричу ему, чтобы он дошел до меня, а он мне: «Клэб за брюху не будит пошел…» Везде эти проклятые поклоны нужны, вот я и остался здесь, по крайней мере, думаю, нет этого формализма, да и народ здесь славный, привык я, вот и копчу вместе с другими небо-то…
Спустя немного времени Антон встретил длинную вереницу баб в белых платках и таких же балахонах, делавших их владелиц издали похожими на привидения. Они
тянулись одна за одной гуськом по
дороге. У каждой была клюка и берестовая котомка с прицепленною к ней парою лаптей за плечами. Все от первой до последней шли босиком.
Сколько ни оглядывался Антон, не замечал ни верст, ни вала, ни ветелок, которые обозначили бы границу: просто-попросту
тянулось необозримое поле посреди других полей и болот; вся разница состояла только в том, что тут по всем направлениям виднелись глубокие ямы, котловины, «черторои», свидетельствовавшие беспрестанно, что здесь засел воз или лошадь; это были единственные признаки столбовой
дороги.
Вижу: по всем
дорогам и тропам
тянутся, качаясь, серые фигуры с котомками за спиной, с посохами в руках; идут не торопясь, но споро, низко наклоня головы; идут кроткие, задумчивые и доверчиво открытые сердцем. Стекаются в одно место, посмотрят, молча помолятся, поработают; есть какой-нибудь праведник, — поговорят с ним тихонько о чём-то и снова растекутся по
дорогам, бодро шагая до другого места.
А по краям
дороги, под деревьями, как две пёстрые ленты,
тянутся нищие — сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые… Извиваются по земле истощённые тела, дрожат в воздухе уродливые руки и ноги, простираясь к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят на солнце их раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без глаз, на иных глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль тела и кости, — они подобны страшным цветам.
По видневшейся местами
дороге за садом, не прерываясь, то медленно
тянулись высокие скрипящие воза с снопами, то быстро, навстречу им, постукивали пустые телеги, дрожали ноги и развевались рубахи.
В продолжение
дороги, которая
тянулась более четырех суток, Гоголь говорил иногда с увлечением о жизни в Италии, о живописи (которую очень любил и к которой имел решительный талант), об искусстве вообще, о комедии в особенности, о своем «Ревизоре», очень сожалея о том, что главная роль, Хлестакова, играется дурно в Петербурге и Москве, отчего пиеса теряла весь смысл (хотя в Москве он не видал «Ревизора» на сцене).